Елена Игнатова - Загадки Петербурга I. Умышленный город
«Парадиз в парадизе» Летний сад в XVIII веке
«Царский огород». Скульптуры Летнего сада. История Венеры Таврической. Очевидец об одном из петровских празднеств. Летний сад после Петра I
Одним из важных предметов забот в «парадизе» для Петра I был сад возле его Летнего дворца. Летний дворец, построенный в 1710–1714 годах по проекту Д. Трезини, не мог соперничать в пышности с резиденциями последующих царствований, он был намного скромнее Меншиковского дворца. Этот двухэтажный каменный дом с высокой кровлей походил на дома для «именитых людей», которые строили тогда в Петербурге. Однако с садом, прилежащим к Летнему дворцу, царь связывал обширные планы. В Европе он восхищался великолепными парками, особенно поразили его воображение сады Версаля. И в его новом городе, призванном затмить своим блеском прославленные европейские столицы, должен быть сад, который «чрез немного лет великолепием своим Версалию превзойдет». Для этого честолюбивый царь не собирался жалеть ни сил, ни средств.
Летний сад вырос на земле, на которой до того стояла шведская мыза, у истока реки Безымянный Ерик (ныне Фонтанка) из Невы. Вероятно, на этой мызе уже был сад, который царь решил расширить. В одном из писем в 1704 году он требовал «всяких цветов из Измайлова не по малу, а больше тех, которые пахнут, прислать с садовником в Петербург». По анекдоту XVIII века, царь поручил первые работы по устройству сада шведскому садовнику К. Шредеру и, осмотрев сделанное, спросил, нельзя ли, кроме всего прочего, устроить в саду что-нибудь поучительное, в целях просвещения? Шредер предложил разложить на скамьях книги, но царь, вспомнив свои версальские впечатления, поручил ему заказать для фонтанов скульптурные группы на сюжеты басен Эзопа. И эти фонтаны — шестьдесят групп свинцовых позолоченных зверей, громоздившиеся по краям маленьких бассейнов, — были поставлены среди дорожек лабиринта из живой зелени. Для подачи воды в фонтаны Петр выписал из-за границы первую в России паровую машину; вода в них поступала из специально прорытого для этой цели Лиговского канала. Фонтаны Летнего сада были разобраны после сильного наводнения 1777 года, разрушившего большинство из них.
В 1716 году царь пригласил в Петербург ученика Ленотра (создателя Версальских садов) — Жана Батиста Леблона. Главной задачей Леблона было устройство летней резиденции царя и «люстгартена с водяными кунштами, как то зело первейшим монархам приличествует». Люстгартен — парк, который создавался подобно архитектурному сооружению: искусно расчерченные дорожки из разноцветного песка обрамлялись деревьями и кустами, подстриженными в форме шаров, пирамид, кубов; в нишах, выстриженных в зелени, стояли скульптуры. Одно из главных украшений такого сада — фонтаны; именно они особенно поразили Петра I в Версале.
Летний сад царя должен был стать «парадизом в парадизе», великолепным люстгартеном. Но природные условия здешних мест мало пригодны для произрастания райских кущ. Немецкий путешественник, посетивший Петербург в 1711 году, писал: «…Почва здесь вообще очень холодна от множества воды, болот и пустырей. За городом не растет ничего, кроме моркови да белой капусты… Бедным людям очень трудно пропитываться, так что они употребляют в пищу больше коренья и капусту, хлеба же почти в глаза не видят. Поэтому легко себе представить, как тяжело их существование, и если бы не подвоз съестных припасов из Ладоги, Новгорода, Пскова и других мест, то все скоро померли бы с голоду».
Вероятно, труды по созданию «парадиза в парадизе» стоили жизни немалому числу работников. Но сад был создан. Гораздо обширнее, чем теперь, в петровское время он занимал остров, образованный Фонтанкой, Мойкой и Лебяжьим каналом. К 1717 году осушили болото на месте нынешнего Марсова поля, и скоро вместо топи появился обширный луг (его называли Потешным полем) — место прогулок и военных парадов. Через Лебяжий канал перекинули подъемный мост, по которому гости входили в сад.
Петр был настолько увлечен своим люстгартеном, что, уезжая из города, обязал жену сообщать ему о состоянии сада и переменах в нем. И Екатерина исправно упоминала в письмах о том, что делается в царском «огороде». А уже через несколько лет Летний сад вызывал изумление и похвалы иностранных гостей: «После церковной службы царь привел своих гостей и послов в сад и угощал в галерее… После обеда мы отправились в итальянский сад, где видели разные украшения, фонтаны и клумбы, между которыми стояли большие фарфоровые сосуды… Этот сад от своей закладки насчитывает всего 5 лет, но каждый может признать, что такого, как тут, не увидит и через 20 лет у самого большого господина», — писал один из них.
Главной достопримечательностью Летнего сада были мраморные скульптуры. Значительная часть их — произведения венецианских скульпторов: А. Тарсиа, П. Баратта, Дж. Бонацца. Русский царь с простодушным нетерпением пожелал немедленно и оптом получить произведения искусства, «которые прилично иметь великим монархам». Дипломат Савва Рагузинский заказал по его поручению известным венецианским мастерам скульптуры для сада — и в Петербург прибыла большая коллекция их творений. Чего в ней только не было! Копии античных скульптур и бюсты монархов, статуи героев греческой и римской истории, языческих богов и богинь — дотоле невиданные русскими и вызывавшие возмущение и ужас своей бесстыдной наготой. Слухи о «белых дьяволах», «похабствах» ползли по городу, расходились по стране.
Были среди скульптур и излюбленные XVII веком «аллегории»: Правосудие, Милосердие, Слава… Чтобы дать представление о наивном символизме «аллегорий», стоит описать одну из скульптур Пьетро Баратта — «Мир и Изобилие», прославляющую Россию, заключившую после победы мир со Швецией. «Изобилие» — нагая женщина с рогом изобилия в руке; другой рукой она гасит факел; у ног ее — знамя, щит, пушка и барабан. «Мир» — крылатая женщина в тунике — держит над «Изобилием» лавровый венок и пальмовую ветвь, ногою попирая издыхающего льва (побежденная Швеция). У ног ее — орел, якорь, корабельный штурвал; на картуше латинская надпись: «Велик и тот, кто дает, и тот, кто принимает, но самый великий тот, кто и то, и другое совершить может». Все эти фигуры громоздятся на постаменте, подобно замысловатому кондитерскому изделию.
Однако садовая скульптура существует по своим законам, и то, что показалось бы грубоватым и не слишком гармоничным в выставочном зале, в дворцовых интерьерах, иначе выглядит в обрамлении зелени или осенней позолоты Летнего сада. В простодушных, чувственных фигурах муз, богинь, героев со временем открылась новая привлекательность, они «прижились» в Летнем саду — и создали его неповторимый, пленительный облик. Правда, количество их с петровских времен уменьшилось — прежде их было около ста. Наводнения, плохая охрана сада в последующие царствования, усердие служителей, каждую весну мывших мрамор жесткими щетками, и акты вандализма уничтожили или повредили часть садовой скульптуры.
Любопытен эпизод в мемуарах знаменитого Казановы, который побывал в Петербурге и был представлен Екатерине II в Летнем саду. Он насмешливо описывает «толпу статуй», уверяя, что под бюстом бородатого старца была табличка с надписью «Сафо», а табличка под изображением старой женщины гласила: «Авиценна». На вопрос императрицы, как ему нравятся скульптуры, он якобы ответил: «Что касается надписей, то они помещены для обмана невежд и для увеселения тех, кто кое-что смыслит в истории». Однако свидетельство Казановы о комической путанице с надписями трудно счесть достоверным.
Во времена Петра I в Летнем саду находился подлинный шедевр — античная скульптура Венеры, позже названная Венерой Таврической (ныне находится в коллекции Эрмитажа). С ее появлением на берегах Невы связана замечательная история. Она была куплена Юрием Кологривовым, который в Риме начальствовал над русскими «архитектурными учениками», постигавшими искусство архитектуры. Кологривов купил статую у нашедшего ее крестьянина и отдал на реставрацию скульптуру Легри. В 1719 году он с гордостью сообщал царю: «…Купил статую мраморовую Венуса старинную, и найдена с месяц. Как могу хоронюся от известного охотника; и скульптор, которому вверил починить ее, не разнит ее ничем противу Флорентийской славной (Венеры Медичи. — Е. И.), но еще лучше тем, что эта целая, а Флорентийская изломана во многих местах».
Однако существовал запрет папы на вывоз античных памятников из Рима, и, узнав о ценной находке, ее отобрали для папского двора. Кологривов с горя заболел и писал Петру: «…Пусть лучше я умру, чем моими трудами им владеть». На помощь ему был прислан дипломат С. Рагузинский. После безуспешных переговоров с папским двором он нашел остроумный выход: в обмен на языческую Венеру папе были предложены мощи святой Бригитты, которые находились в захваченном русскими войсками Ревеле (ныне Таллин).
